Рядом с нами, на Ленинском, жила актриса Руфина Нифонтова, я часто ее встречала. Однажды купила букет цветов и пришла к ней домой: "Что надо, чтобы стать актрисой?" Она басом ответила: "Все". И тогда я начала записываться во все кружки подряд - фигурное катание, фехтование, гимнастика... И в театральную студию, где познакомилась с удивительной женщиной, ученицей Мейерхольда. Она была одержима театром, я таких просто больше не встречала. Это она сказала мне, что я должна сдавать экзамены в театральный, и непременно во МХАТ.
Поступила я случайно, даже не слишком готовилась. Решила посмотреть, как другие поступают, спросить что-то - и на год пойти в театр поработать, в "Маяковку": мне там "Гамлет" очень нравился. И вот пришла в Школу-студию МХАТ - смешная такая, в белых носочках, в школьной форме, из которой уже выросла, с огромными капроновыми бантами. Выглядела, наверное, лет на тринадцать. И зачем-то заглянула в учебную часть. Заведующая подняла голову от бумаг и спросила, сколько мне лет. Я соврала: "Семнадцать", прибавив себе год, и покраснела. "Ну, раз ты такая взрослая, иди". В аудитории хохот был, когда я вошла. А как начала читать... Стихотворение "Сеттер Джек" Веры Инбер. И опять все смеются... "Прозу, пожалуйста". Прозу? "Карел Чапек. "Дашенька, или История щенячьей жизни". Я обижалась, что надо мной смеются, проклинала себя. И не выпускала из рук портфель, чтобы не увидели, как у меня коленка трясется. Вот так они смеялись, смеялись... и неожиданно я поступила.
Какие у нас преподаватели были - по литературе, по изобразительному искусству! Я никогда не жила так жадно. Школу ненавидела, хоть и училась на отлично, а тут такая страсть к учебе появилась... Еще студенткой начала играть во мхатовском спектакле, потом снималась в кино...
- Вы, похоже, любимчик судьбы - начали с фантастического успеха.
- Сейчас вы спросите, помню ли я тот день, когда проснулась знаменитой? А этого не было - пик своей известности я благополучно проскочила. Вышел фильм "Доживем до понедельника", письма стали приходить мешками - а я как раз в этот момент сломала обе ноги. На съемках в Польше прыгнула в сугроб, а там пенек оказался. Лежу в гипсе, вся такая знаменитая, мне в больницу мешки писем привозят, а я их читаю... Приятно, конечно. Как только выпустили из больницы - опять начались съемки. И на улицах меня никогда не узнавали - я ведь в красивых и тогда не ходила. Была фотогеничной, поэтому на экране смотрюсь интересно.
И вся судьба моя такая косолапая. В самый пик популярности ломаю ноги, полгода валяюсь в больнице. Живу иллюзиями - а за спиной обо мне Бог знает что говорят. Это еще со студенческих времен тянется.
Однажды (я уже репетировала роль в мхатовском спектакле) сижу в раздевалке - там перегородки тонкие - и слышу разговор. Две студентки меня обсуждают: "Вот, ее уже во МХАТ взяли репетировать. Да она живет и с Массальским, и с Пузыревым!" А я тогда еще ни с кем даже не целовалась! Помню, как в танцевальной черной юбке бежала по лестнице, потом рухнула в какие-то декорации и рыдала там. Мимо проходил наш преподаватель Борис Николаевич Симолин - прелестный был человек, его весь ВГИК обожал и весь МХАТ. Он услышал, что в куче декораций кто-то воет, и вытащил меня оттуда. Посадил на стол, посмотрел внимательно и спрашивает: "Коньяк пила когда-нибудь?" Я помотала головой, тогда он достал маленькую фляжечку, налил мне немножко в крышку и заставил выпить. "Что такое?" Я все ему и рассказала. Он говорит: "Запомни на всю жизнь: если про тебя говорят, значит, что-то в тебе есть. Или ты женщина какая-то особенная, или талант у тебя. Вот когда перестанут говорить, тогда задумайся, сядь перед зеркалом, налей себе коньячку чуточку, вспомни меня и спроси сама себя: что произошло? И еще - кого тебе приписывают, обязательно узнай". Замечательный урок, я его действительно на всю жизнь запомнила.
- И стали узнавать, кого вам приписывают?
- Узнавала... Приписывали всех партнеров, режиссеров, у которых снималась, и какие-то романы безумные.
- Партнерами вас действительно Бог не обидел. Тихонов, Высоцкий, Смоктуновский, Даль...
- Тихонова я стеснялась немножко. А с Володей Высоцким у нас странные были отношения. После окончания студии я очень дружила со старшекурсниками. Мхатовцы люди удивительные - они обладают способностью всегда создавать свой театр. И вот образовалась такая компания - Жора Епифанцев, Высоцкий, Сева Абдулов. Под руководством Геннадия Яловича они создавали театр, а я в этом участвовала. Часов в 11 ночи, после спектакля, приходила в клуб КГБ, где они репетировали. Я как сын полка у них была - все меня любили, звали, просто чтоб была рядом. Вот там я первый раз увидела Высоцкого - и возненавидела его всеми фибрами души. Он такой был... Все время цеплялся, острил, издевался. Я его презирала со всей моей детской категоричностью. Как-то раз пришла на репетицию и вдруг слышу - кто-то здорово поет хрипатым голосом: "Парус, порвали парус". Я влетаю - опоздала немножко, - все кучей стоят, слушают. Проползла между ними и вижу, что это тот самый, ненавистный мне... И ляпнула: "Ой, надо же..." Он как раз петь закончил, посмотрел на меня: "Ну, что?" Я говорю: "Надо же, такой противный - и такую песню спел". Он расхохотался.
А потом я перестала туда ходить, и встретились мы только лет через пять в коридоре "Мосфильма". Шли навстречу друг другу в совершенно одинаковых, тогда очень редких джинсовых костюмах, прямо как близняшки. И так обрадовались этой встрече! Он меня спрашивает: "Привет, ты откуда?" - "Из Стокгольма". - "А я из Парижа!" Сели, поговорили, все было очень мило. Я два года провела за границей, ничего о нем не знала, из вежливости решила задать вопрос: "Скажите, Володя, вот вы тогда свою песню пели, "Парус". А вы еще что-нибудь написали?" У него просто шок был. Он меня за руку схватил: "Слушай, тебя Бог послал. Ты вообще ничего не слышала?" - "Нет..." - "Ладно, у тебя время есть?" Я говорю: "Сценарий отдам и свободна. А что?" - "Мне нужно минимум три часа. Пойдем отдадим твой сценарий". Он повез меня к себе домой, куда-то в Матвеевское, и часа два, может быть три, пел. Я для него была как чистый лист. Подружились сразу - насмерть просто.
Помню, у него что-то не складывалось с "Алисой в Стране чудес", работа стопорилась, и мы с Севой Абдуловым часто у него ночами сидели. Слушали музыку, трепались, пили джин с тоником, а Володя сочинял. Иногда приносил листок: "Вот, родилась строчка". Так было замечательно, какое-то волшебное время...
Он приходил ко мне домой, смешил всех. Мама начальником отдела работала, и у нее осенью всех сотрудников снимали "на картошку". Когда Володя начинал петь "Товарищи ученые", она до слез смеялась. Папе он подарил первую пластинку с военными песнями. И смешно так сказал: "Виктор Федорович, тут в одной про ваше чадо есть целых три строчки. Интересно, угадаете или нет?" Папа послушал: "По-моему, угадал - "Он не в такт подпевал, он всегда говорил про другое..."
- Так это про вас?
- Он не про меня, конечно, писал, просто совпало. Я тоже всегда "не в такт". Однажды Володя приехал - и к папе: "Можете отдать мне ваше чадо на трое суток?" Папа удивился: "Как это?" - "Ну очень надо! Верну в целости и сохранности". - "Ну если очень надо - пожалуйста". Мы садимся в машину, едем в аэропорт. Я думаю: наверное, встречать будем кого-то. Потом почему-то садимся в самолет, летим. Я болтаю, он шутит, смешит меня. И вдруг самолет, как мне кажется, начинает падать - это ямы воздушные, и тут я спрашиваю: "Володя, а куда мы летим?" Он начинает хохотать: "Слушай, а почему ты сейчас-то спросила?" Оказалось, мы летим в Адлер, оттуда едем в Гагры, где они с Олегом Далем снимались в фильме "Плохой хороший человек". Меня Володя оставляет в каком-то домике, я сижу, жду, вечером он за мной заезжает и мы едем в Сухуми на его концерт. Для этого он, оказывается, меня и вывез. Потрясающий был концерт: смешные песни, на которых я закатывалась, он пел, адресуя мне, и весь зал оборачивался. А я сидела с пылающими щеками.
Но такие отношения, чуть-чуть "над обычными", не могли долго продолжаться. В конце концов Володя попытался их изменить, довольно-таки решительно, - и не получилось. Он был для меня как сказочник, а не-сказки мне не хотелось. Я очень долго все себе придумывала: и людей, и ситуации.
Самое забавное, что после этого нам пришлось в фильме "Сказ про то, как царь Петр арапа женил" изображать в постели безумную страсть. Причем все должно было выглядеть очень смешно, сцена задумывалась как гротеск. Так мало того, что мы с ним даже не начали разговаривать, ему еще пришлось таскать меня по съемочной площадке на руках - я в очередной раз сломала ногу. Вся группа покатывалась со смеху, кроме режиссера. Митта был мрачен и громко возмущался: "Вы мне седьмой дубль запороли!" Сцену мы отыграли, но так и не помирились.
- По слухам, вы были очень близки с Олегом Далем...
- Мы с Олегом дружили. Я очень давно хотела с ним познакомиться, даже пошла сниматься в "Вариант "Омега", где для меня и роли-то не было - так, эпизоды. Пошла только потому, что там играл Олег Даль, мой любимый артист. Но он человеком был закрытым, и на картине мы почти не общались. Второй раз встретились на "Записках из журнала Печорина". Помню, с ним все время приходилось быть начеку, каждую минуту ожидая подвоха. А потом был дурацкий телевизионный фильм, очень слабый, хорошо, что все его забыли. Но именно на нем мы и сдружились. И все оставшиеся годы планы у нас были общие. Мы очень хорошо с ним молчали. Я всегда знала, о чем он молчит, сама же могла сколько угодно болтать, смеяться.
Веселым я его видела только один раз, когда они с женой Лизой получили квартиру, - до этого ютились в какой-то "хрущевке" страшной, в жутких условиях. Он ходил по дому такой счастливый, благостный, показывал, что успел там сделать: в холле - стена книг, а если нажать на кнопочку, она отъезжала в сторону, как в детективном фильме, а за ней - малюсенький кабинет. Олег радовался как маленький.
- Значит, с мужчинами вы дружили. Неужели влюбиться не хотелось?
- Очень хотелось. Я и влюбилась - в поляка, уехала с ним в Варшаву. Сейчас понимаю, что нам не надо было жениться, но так уж вышло. Как раз в тот год, когда я поломала ноги.
Я только-только ходить начала после своих переломов, и друзья повезли меня на польскую выставку, там выступала вокально-инструментальная группа, очень хорошая, "Бизоны" называлась. И я в самого главного из них, Збышека Бизона, влюбилась. Нам хотелось видеться, но оказалось, что для этого необходимо стать мужем и женой. Мы так и сделали: расписались и вскоре уехали за границу.
- И вы оставили театр?
- Все бросила - и театр, и кино. Сначала было очень интересно - в Польше я попала в музыкальную среду, джазовую. Наконец-то живьем увидела Эллу Фицджеральд, Брубека. Поляки ко мне хорошо относились, но до определенной дозы спиртного. Сидим, разговариваем - и вдруг они начинают на меня грозно посматривать и кричать: "Еще Польска не сгинела!"
Мы с мужем много путешествовали - Варшава, Штутгарт, Стокгольм, Лондон... Я ходила по музеям, учила языки. Но выдержала недолго: уже через год стала задыхаться без театра. Пыталась сняться в кино - и это не получилось.
В Лондоне мне предложили роль, довольно интересную, в телевизионном пятисерийном фильме: девочка попадает .в аварию, теряет память, и никто не знает, кто она такая, - говорит на пяти языках, но с каким-то неуловимым акцентом. Такой детектив с оттенком мелодрамы. Меня поселили в пансионате, велели не говорить по-русски и ходить в киноакадемию на занятия. Шел сентябрь, после новогодних праздников должны были начаться съемки. И в это время у мамы случился инфаркт. Я попросила отпустить меня в Москву хотя бы дней на десять, а когда прилетела, в аэропорту узнала новость - в отношениях между Великобританией и Советским Союзом возникла "напряженка". Кто-то из наших сдался англичанам и принес список - "ху из ху" в советском посольстве. На что наши предъявили свой такой же список и выдворили из страны каких-то сотрудников английского посольства. На этом закончилась и моя лондонская эпопея. Англичане меня ждали до середины декабря, пробивали визу, какие-то письма писали, а когда я наконец приехала, было уже поздно.
Через год я вернулась в Москву. Думала, еду ненадолго, мы так со Збышеком договорились, а когда из окошка поезда глянула на его перевернутое лицо, поняла, что уезжаю навсегда, и он это знает. Однажды он мне позвонил, чтобы узнать, как я живу, и спрашивает: "Тебе по-прежнему фиорды снятся?" Я много лет видела один и тот же сон: синяя вода и зеленые языки суши - безумно красиво. "Да, снятся". - "А паспорт у тебя все еще наш? Тогда займи денег и приезжай, я сейчас в Норвегии, посмотришь, как твои фиорды на самом деле выглядят". Я прилетела, правда, было немножечко грустно: знала, что у него намечается другая семья. Он меня позвал, чтобы попрощаться. Посмотрела я фиорды - вода серая, скалы серые. Больше я тот сон не видела и Збышека тоже. Сейчас он живет в Швеции, преподает, у него уже дети взрослые.
- А это правда, что каждый следующий муж лучше предыдущего?
- Они были очень милые люди - и первый мой муж, и второй. Оба очень талантливые: один писал музыку, другой - стихи. С Борей Галкиным мы познакомились в Малом театре, он там дипломный спектакль ставил. Потом поженились и прожили лет шесть. Или семь... Второй брак тоже оказался не слишком удачным, и только по моей вине. Мне, наверное, вообще не надо было замуж выходить, хорошим людям жизнь портить.
- Вы были плохой женой? Должно быть, морили мужей голодом?
- Нет-нет, я умею готовить и дом содержала в порядке. Но жила всегда другим. Театр - главное, все ему посвящалось. На сцене я страдала, умирала, а реальную жизнь ощущала как слабый отсвет последнего спектакля. Наверное, я урод какой-то. Но не я одна - многие артисты вам то же самое скажут: по-настоящему живешь только на сцене, все остальное - лишь ожидание.
Недавно мы вспоминали те годы, и выяснилась странная вещь: я вообще не помню, что происходило вокруг. Зато во всех подробностях могу рассказать, как выпускали тот или иной спектакль, как переживала оттого, что у меня не получалась "Федра" или "Король Лир"...
- Сейчас вы снова замужем, и счастливо, как говорят.
- Мне очень повезло. История эта давняя: в 69-м году мы играли в "Маяковке" премьеру, "Два товарища" по Войновичу. Вышли на поклоны, и вдруг я вижу: по залу бежит голубоглазый мальчик с одним-единственным цветком в руке. Кто-то из актеров наклонился, хотел его взять, а он не отдал и протянул мне. Спустя много лет я узнала, что это и был Саша Соловьев.
Он тогда совсем зеленый был, приехал в Москву из Норильска сдавать экзамены в театральный. Говорит, что уже тогда в меня влюбился. А я все уезжала, приезжала и вернулась в театр как раз в тот год, когда в труппу взяли Фатюшина, Соловьева и Костолевского - они у Гончарова учились. С Фатюшиным я где-то играла, с Костолевским тоже, а Сашу Соловьева просто встречала время от времени. Он как меня увидит, глазки опускает: "Здрасьте, Ирина Викторовна". Вот и все, что я о нем запомнила. Сейчас он злится на себя: "Ну почему же я тогда с тобой ни разу не заговорил, почему не решился, ведь мы уже тогда могли бы..." Но я-то думаю, что ничего бы не произошло, он в тот момент не смог бы меня удержать, мне еще через многое нужно было пройти, чтоб жизнь на сто восемьдесят градусов повернулась.
В конце 80-х умер Михаил Иванович Царев, мой ангел-хранитель. Когда он брал меня в Малый, сразу предупредил: "Наш театр особый, императорский. Готовьтесь: вас будут есть как минимум два года. А вы, по-моему, съедобная". И ели... Перед выпуском спектакля звонили мне по десять раз на дню, такими испорченными голосами. Обещали, что кислотой лицо обольют, что заговорят меня у какой-то бабки и я иссохну, и вся моя родня тоже.
- Откуда такая ненависть?
- А за что любить-то? Я ведь пришла и забрала все репертуарные роли. Актрис моего возраста в труппе достаточно, я у них не просто работу отняла - надежду. Взяла, все хапнула - великая киноартистка! Царев меня защищал. А когда его не стало - многое изменилось, да так, что мне в театр не хотелось идти. На сцену можно выходить только в том случае, когда с утра все в тебе поет: сегодня спектакль! А не так - ох, сегодня опять в театр... И я ушла. Просто так, в никуда. Я умею вовремя уходить. Из отношений, из театра. Это очень важно, потому что процесс умирания зачеркивает то хорошее, что было.
- Как же вы с Сашей Соловьевым нашли друг друга?
- У меня в это время был такой период, очень тяжелый. Я начала пить - и испугалась. Слишком много трагедий из-за этого случилось на моих глазах. Однажды решила: все, хватит. Узнала адрес доктора Довженко - и отправилась к нему в Феодосию. Сижу около регистратуры, вдруг открывается дверь и выходит Саша Соловьев. Мы друг к другу кидаемся, как будто всю жизнь дружили. Оказывается, у него тоже бывали такие периоды, как, впрочем, у многих актеров. Он никому ничего не сказал - ни друзьям, ни жене, купил билет на поезд и приехал.
Потом в Москве увиделись. Саша решил, что раз он так долго меня любит, мы должны быть вместе. Но разве можно на чужом несчастье?.. У него - семья, маленький сын. И мы расстались. Через два года опять встретились - и тоже ненадолго. Потом опять - и вновь в разные стороны. Однажды он показал мне видеокассету со своим фильмом "По Таганке ходят танки". Я сидела не дыша, да так и не решилась признаться, что уже видела его - сын моей подруги принес кассету со словами: "Фильм классный!"
Так восемь лет я и прожила - глупо, потому что поняла, что наконец встретила своего человека. Очень талантливого, неуправляемого, но абсолютно моего. Быть вместе мы не могли. А полюбить другого, даже роман завести не получалось: сердце-то занято. Долго я старалась вырвать это...
- Не удалось?
- Не-а. Тянулось - как жилы вытягивают, вытягивают без конца... А тут еще судьба очередной сюрприз преподнесла. Я играла в двух антрепризах, с ними объездила всю страну, а в 92-м вдруг все рухнуло - резко подорожали авиабилеты, гостиницы. И я осталась не у дел. Вроде бы никогда в жизни денег не водилось, но на сигареты хватало, и одеться я всегда могла. А тут собаку нечем кормить... Мне так страшно стало, я даже заболела - вегетососудистая дистония. В том году очень многие люди сломались. И я тоже совсем плохая была. А потом... Решила не скисать, не впадать в уныние. Сдала квартиру, купила дом в деревне. Такую развалюху... Но зато место райское: тишина, красота, двести километров от Москвы. На холме - четыре избы, и только в двух люди живут. Вокруг луга, внизу речка. Два километра от шоссе через лес - только пьяный пастух может забрести. Я даже матом научилась объясняться - иначе он не понимает. У меня в то время еще и папа упал, ослеп, вообще помирать собрался. Я говорю ему: "Папа, как это ты помирать надумал? У меня в доме мужика нет! Ну-ка давай посажу тебя в машину и поедем". - "Я же слепой, ничего делать не могу". А я ему: "Ты будешь советовать, я тебе все расскажу".
Папа, кстати, в деревне окреп, ему сейчас 92. Четыре года стройка шла - я потихоньку покупала то доски, то кирпич, воевала с рабочими. А когда уже дом начал подниматься, поняла, что я сильная, могу и одна прожить. Соберу у себя друзей - у меня их много, неприкаянных, бесприютных, - это мои любимые люди, я для них и построила дом. Возвращаюсь из деревни в Москву - а меня ждет он, Саша. И сообщает, что у него сын поступил в институт, они поговорили обо всем, и теперь нам ничего не мешает пожениться.
Самое смешное - я жутко испугалась замуж выходить! Когда хотела - было невозможно, за эти годы успела уже к одиночеству привыкнуть. И вдруг замуж? Не хочу... Но снова жизнь за меня решила. Мы разом потеряли все. Квартиру, которую снимали, залило, нижнюю тоже, и я должна была обе ремонтировать за свой счет. На следующий день меня обокрали - последние деньги унесли. А из моей квартиры жильцы сбежали и часть вещей вынесли. Сашка собирался квартиру покупать, но тут проект, в котором он участвовал, рухнул. У нас не было ничего, только долги.
Три месяца мы прожили в настоящей голодухе. Но зато так друг друга узнали, что я наконец решилась выйти замуж .
- И сразу все наладилось?
- Не сразу, конечно, но я уже стала понимать: самое главное - то, что мы вместе, по сравнению с этим все остальное менее важно. Совершенно незнакомое ощущение.
В детстве так бывает, что грудь спирает от впечатлений, от радости. Я сейчас себя чувствую как в детстве: все радости - они больше и полнее, оттого что мы вместе. А беды - наоборот, нестрашные.
Год назад в маленькой церкви на Арбате мы обвенчались - тихо, никому не сообщая. Не хотели, чтобы кто-то знал, это ведь не дань моде, а очень личное. У меня даже мечты стали не фантастические, а реальные. Хочется найти пьесу, сыграть, и обязательно вдвоем. Пока вот, к сожалению, не получается. А что будет дальше, не знаю. Я чувствую себя совершенно вне возраста - то молодоженкой, то неумехой, и впервые, кажется, проживаю свою жизнь по-настоящему. Я люблю - и это не на сцене, а в жизни. Оказывается, и так бывает...
Источник: peoples.ru
